Неточные совпадения
Он понимал, однако, что еще слаб, но сильнейшее душевное напряжение, дошедшее до спокойствия, до неподвижной
идеи, придавало ему
сил и самоуверенности; он, впрочем, надеялся, что не упадет на улице.
— Докажите… Дайте мне понять, какую идею-силу воплощал он в себе, какие изменения в жизни вызвала эта
идея? Вы с учением Гюйо знакомы, да?
«Сектантство — игра на час. Патриотизм? Купеческий. Может быть — тоже игра. Пособничество Кутузову… Это — всего труднее объяснить. Департамент… Все возможно. Какие
идеи ограничили бы ее? Неглупа, начитанна. Авантюристка. Верует только в
силу денег, все же остальное — для критики, для отрицания…»
«
Идея человечества так же наивна, как
идея божества. Пыльников — болван. Никто не убедит меня, что мир делится на рабов и господ. Господа рождаются в среде рабов. Рабы враждуют между собой так же, как и владыки. Миром двигают
силы ума, таланта».
Учреждение, которое призвано к борьбе с внутренним врагом, хотя и позволило случаями Азефа и Богрова несколько скомпрометировать технические приемы своей работы, но все же достаточно осведомлено о движении и намерениях враждебных
сил, а
силы эти возбуждают протесты и забастовки рабочих, пропагандируют анархическую
идею пораженчества.
Сквозь обветшавшую и никогда никуда не пригодную мудрость у нее пробивалась живая струя здравого практического смысла, собственных
идей, взглядов и понятий. Только когда она пускала в ход собственные
силы, то сама будто пугалась немного и беспокойно искала подкрепить их каким-нибудь бывшим примером.
— Это еще не доказательство сумасшествия. Помните, что и того, у кого у первого родилась
идея о
силе пара, тоже посадили за нее в сумасшедший дом, — заметил Марк.
Что искусство, что самая слава перед этими сладкими бурями! Что все эти дымно-горькие, удушливые газы политических и социальных бурь, где бродят одни
идеи, за которыми жадно гонится молодая толпа, укладывая туда
силы, без огня, без трепета нерв? Это головные страсти — игра холодных самолюбий,
идеи без красоты, без палящих наслаждений, без мук… часто не свои, а вычитанные, скопированные!
Все, что было в
силах моих, я отслужил тогда России, пока в ней был; выехав, я тоже продолжал ей служить, но лишь расширив
идею.
Это — человек необразованный; множество
идей и явлений ему не по
силам, а между тем он на них бросается.
В том-то и «
идея» моя, в том-то и
сила ее, что деньги — это единственный путь, который приводит на первое место даже ничтожество.
Из истории с Риночкой выходило обратное, что никакая «
идея» не в
силах увлечь (по крайней мере меня) до того, чтоб я не остановился вдруг перед каким-нибудь подавляющим фактом и не пожертвовал ему разом всем тем, что уже годами труда сделал для «
идеи».
Скажут, глупо так жить: зачем не иметь отеля, открытого дома, не собирать общества, не иметь влияния, не жениться? Но чем же станет тогда Ротшильд? Он станет как все. Вся прелесть «
идеи» исчезнет, вся нравственная
сила ее. Я еще в детстве выучил наизусть монолог Скупого рыцаря у Пушкина; выше этого, по
идее, Пушкин ничего не производил! Тех же мыслей я и теперь.
После проклятий, комьев грязи и свистков настало затишье, и люди остались одни, как желали: великая прежняя
идея оставила их; великий источник
сил, до сих пор питавший и гревший их, отходил, как то величавое зовущее солнце в картине Клода Лоррена, но это был уже как бы последний день человечества.
Ему, конечно, не возвыситься до блестящей
идеи, которую теперь вынашивал Половодов, переживая муки сомнения и неуверенности в собственных
силах.
По-моему, вы выбрали особенно удачный момент для своего предприятия: все общество переживает период брожения всех
сил, сверху донизу, и вот в эту лабораторию творящейся жизни влить новую струю, провести новую
идею особенно важно.
Русское национальное самосознание должно полностью вместить в себя эту антиномию: русский народ по духу своему и по призванию своему сверхгосударственный и сверхнациональный народ, по
идее своей не любящий «мира» и того, что в «мире», но ему дано могущественнейшее национальное государство для того, чтобы жертва его и отречение были вольными, были от
силы, а не от бессилия.
Мы должны заставить поверить в нас, в
силу нашей национальной воли, в чистоту нашего национального сознания, заставить увидеть нашу «
идею», которую мы несем миру, заставить забыть и простить исторические грехи нашей власти.
Славянофилы, действительно, преклонялись больше перед русской «
идеей», чем перед фактом и
силой.
Он представил его человеком слабоумным, с зачатком некоторого смутного образования, сбитого с толку философскими
идеями не под
силу его уму и испугавшегося иных современных учений о долге и обязанности, широко преподанных ему практически — бесшабашною жизнию покойного его барина, а может быть и отца, Федора Павловича, а теоретически — разными странными философскими разговорами с старшим сыном барина, Иваном Федоровичем, охотно позволявшим себе это развлечение — вероятно, от скуки или от потребности насмешки, не нашедшей лучшего приложения.
И Алеша с увлечением, видимо сам только что теперь внезапно попав на
идею, припомнил, как в последнем свидании с Митей, вечером, у дерева, по дороге к монастырю, Митя, ударяя себя в грудь, «в верхнюю часть груди», несколько раз повторил ему, что у него есть средство восстановить свою честь, что средство это здесь, вот тут, на его груди… «Я подумал тогда, что он, ударяя себя в грудь, говорил о своем сердце, — продолжал Алеша, — о том, что в сердце своем мог бы отыскать
силы, чтобы выйти из одного какого-то ужасного позора, который предстоял ему и о котором он даже мне не смел признаться.
Вся Европа пришла теперь к необходимости деспотизма, чтоб как-нибудь удержать современный государственный быт против напора социальных
идей, стремящихся водворить новый чин, к которому Запад, боясь и упираясь, все-таки несется с неведомой
силой.
Сознание бессилия
идеи, отсутствия обязательной
силы истины над действительным миром огорчает нас. Нового рода манихеизм овладевает нами, мы готовы, par dépit, [с досады (фр.).] верить в разумное (то есть намеренное) зло, как верили в разумное добро — это последняя дань, которую мы платим идеализму.
Главная его
идея, его «проект», связана с регуляцией стихийных
сил природы, с подчинением природы человеку.
Он требует полезного труда, проповедует
идею экономии
сил.
Воинствующее безбожие есть расплата за рабьи
идеи о Боге, за приспособление исторического христианства к господствующим
силам.
Сознание же наступает тогда, когда освобождается человек от лживой
идеи, что он лишь пленник у посторонней ему злой стихии, что он обиженный внешней
силой, когда возвращается человеку его высшее достоинство, повелевающее самого себя считать виновником своей судьбы и ответственным за зло.
Силой божественной любви Христос возвращает миру и человечеству утраченную в грехе свободу, освобождает человечество из плена, восстанавливает идеальный план творения, усыновляет человека Богу, утверждает начало богочеловечности, как оно дано в
идее космоса.
— То — цари, это другое дело, — возразил ей Вихров. — Народ наш так понимает, что царь может быть и тиран и ангел доброты, все приемлется с благодарностью в
силу той
идеи, что он посланник и помазанник божий. Хорош он — это милость божья, худ — наказанье от него!
Он дрогнул опять.
Идея, что вицмундир вычищен и что затем стоит только взять извозчика и ехать — видимо угнетала его. Но такова
сила либерального прошлого, что оно, даже ввиду столь благоприятных обстоятельств, откликнулось и восторжествовало.
Великодушные
идеи придают лицу говорящего оживленное, осмысленное, почти могучее выражение, которое прямо свидетельствует о
силе и мощи.
— А все-таки машина не останавливается! — размышляет про себя Генечка, — вот что значит раз пустить ее в ход! вот какую
силу представляет собой
идея государства! Покуда она не тронута, все функции государства совершаются сами собой!
Тем не менее
идея новых оснований для новой жизни, —
идея освобождения жизни, исключительно при помощи этих новых оснований, от мелочей, делающих ее постылою, остается пока во всей своей
силе и продолжает волновать мыслящие умы.
«Судьбе было угодно, чтобы первое боевое крещение молодой газеты было вызвано горячей защитой новых учреждений общественного самоуправления и сопровождалось формулировкой с ее стороны высоких требований самой печати: свобода слова,
сила знания, возвышенная
идея и либеральная чистота. Вот путь, которым должна идти газета».
Но ныне, когда всё уже кончилось, я полагаю, что всё это тогда совершилось гораздо проще: во-первых, он побоялся брать лошадей, потому что Варвара Петровна могла проведать и задержать его
силой, что наверно и исполнила бы, а он наверно бы подчинился и — прощай тогда великая
идея навеки.
По крайней мере мы, без всякой опасности для себя, могли бы узнать, кто наши внутренние враги, кто эти сочувствователи, которые поднимают голову при всяком успехе превратных
идей, как велика их
сила и до чего может дойти их дерзость.
Не с тем туда приходят, чтоб подчинить темные
силы заветной
идее, а с тем, чтобы подчинить
идею темным
силам и потом исподволь вызвать у последних благосклонное согласие хоть на какую-нибудь крохотную сделку.
В какой-то повести Достоевского старик топчет ногами портрет своей любимой дочери, потому что он перед нею не прав, а вы гадко и пошловато посмеиваетесь над
идеями добра и правды, потому что уже не в
силах вернуться к ним.
Неужели потому, что
сила этих стремлений «неодолима», «пробуждает
идею бесконечного своею неодолимостью»?
Такой вопрос рождается тем естественнее, что под «
идеею» [у Гегеля] понимается «общее понятие так, как оно определяется всеми подробностями своего действительного существования», и потому между понятием
идеи и понятием жизни (или, точнее, понятием жизненной
силы) есть прямая связь.
Очень легко показать неприложимость к возвышенному определения «возвышенное есть перевес
идеи над образом», после того как сам Фишер, его принимающий, сделал это, объяснив, что от перевеса
идеи над образом (выражая ту же мысль обыкновенным языком: от превозможения
силы, проявляющейся в предмете, над всеми стесняющими ее
силами, или, в природе органической, над законами организма, ее проявляющего) происходит безобразное или неопределенное («безобразное» сказал бы я, если бы не боялся впасть в игру слов, сопоставляя безобразное и безобразное).
«Перевес
идеи над формою», говоря строго, относится к тому роду событий в мире нравственном и явлений в мире материальном, когда предмет разрушается от избытка собственных
сил; неоспоримо, что эти явления часто имеют характер чрезвычайно возвышенный; но только тогда, когда
сила, разрушающая сосуд, ее заключающий, уже имеет характер возвышенности или предмет, ею разрушаемый, уже кажется нам возвышенным, независимо от своей погибели собственною
силою.
Обыкновенно говорят: «возвышенное состоит в превозможении
идеи над формою, и это превозможение на низших степенях возвышенного узнается сравнением предмета по величине с окружающими предметами»; нам кажется, что должно говорить: «превосходство великого (или возвышенного) над мелким и дюжинным состоит в гораздо большей величине (возвышенное в пространстве или во времени) или в гораздо большей
силе (возвышенное
сил природы и возвышенное в человеке)».
Справедливо, что возвышенное отрицательное выше возвышенного положительного; потому надобно согласиться, что «перевесом
идеи над формою» усиливается эффект возвышенного, как может он усиливаться многими другими обстоятельствами, напр., уединенностью возвышенного явления (пирамида в открытой степи величественнее, нежели была бы среди других громадных построек; среди высоких холмов ее величие исчезло бы); но усиливающее эффект обстоятельство не есть еще источник самого эффекта, притом перевеса
идеи над образом,
силы над явлением очень часто не бывает в положительном возвышенном.
«Перевесом
идеи над формою», погибелью самого предмета от избытка развивающихся в нем
сил отличается так называемая отрицательная форма возвышенного от положительной.
А между тем он все бежал да бежал, и словно двигаемый какою-то постороннею
силою, ибо во всем существе своем чувствовал какое-то ослабление и онемение; думать ни о чем он не мог, хотя
идеи его цеплялись за все, как терновник.
Мухоедов, кажется, сильно отстал от века, может быть, забросил свою любимую науку, не читал новых книжек и все глубже и глубже уходил в свою скорлупу, но никакие
силы не в состоянии были сдвинуть его с заветной точки, тут он оказал страшный отпор и остался Мухоедовым, который плюнул на все, что его смущало; мне жаль было разбивать его старые надежды и розовые упования, которыми он еще продолжал жить в Пеньковке, но которые за пределами этой Пеньковки заменены были уже более новыми
идеями, стремлениями и упованиями.
Природа есть именно существование
идеи в многоразличии; единство, понятое древними, была необходимость, фатум, тайная, миродержавная
сила, неотразимая для земли и для Олимпа; так природа подчинена законам необходимым, которых ключ в ней, но не для нее.
Народы, ощущая призвание выступить на всемирно-историческое поприще, услышав глас, возвещавший, что час их настал, проникались огнем вдохновения, оживали двойною жизнию, являли
силы, которые никто не смел бы предполагать в них и которые они сами не подозревали; степи и леса обстроивались весями, науки и художества расцветали, гигантские труды совершались для того, чтоб приготовить караван-сарай грядущей
идее, а она — величественный поток — текла далее и далее, захваты вая более и более пространства.
— Хотя бы и так. Что смущаться? Ты болен, потому что работал через
силу и утомился, а это значит, что свое здоровье ты принес в жертву
идее, и близко время, когда ты отдашь ей и самую жизнь. Чего лучше? Это — то, к чему стремятся все вообще одаренные свыше благородные натуры.